Юрий Александрович Филипченко, статью которого перепечатывает "Химия и жизнь", родился в 1882 г. и умер в 1930 г.- от менингита и от травли, что было определяющим, трудно сказать. Он был очень разносторонний ученый. Его докторская диссертация посвящена проблемам биоматерии - использованию методов математики в анализе формы черепа млекопитающих, потом - в строении скелета аборигенных пород домашних животных. Филипченко организовал первую в нашей стране кафедру генетики в Петроградском университете. А курс генетики начал читать еще до революции, в 1913 г.
Выдающийся эволюционист, Филипченко написал несколько интересных трудов, среди которых особо выделяется книга о развитии эволюционной теории XIX века (двадцатые годы были не так уж удалены от прошлого века). Она вышла на русском и немецком языках, в ней впервые были введены понятия макро- и микроэволюции. В отличие от своего ученика Ф. Г. Добржанского и ученика С. С. Четверикова Н. В. Тимофеева-Ресовского, считавших законы эволюции едиными, Филипченко утверждал, что видообразование управляется одними законами - эволюционными, а на более высоких уровнях действуют иные закономерности - макроэволюционные.
В 1921 г. Юрий Александрович организовал в Петрограде Бюро по евгенике, почти одновременно в Москве И. К. Кольцов основал Русское евгеническое общество и "Русский евгенический журнал".
Бюро по евгенике занималось, в частности, анализом родословных отечественных интеллигентов. Ранним евгеникам казалось, что нужно сохранять гены выдающихся людей. Такой гуманистический подход к сохранению и наследованию таланта - в рамках общего лозунга "интеллигенция, размножайся!" - надо оценивать с позиций науки того времени. Тогда еще не было известно, что гениальность есть неповторимый продукт неповторимой комбинаторики генов и определенной среды, в которой эти гены смогли проявиться, и что основная популяционная ценность человечества заключается в его генетическом разнообразии. А они думали о том, как сохранить уникальность. В том, что это была ошибка, разобрались уже ученики Филипченко и Кольцова. Но в любом случае, никаких расистских и человеконенавистнических идей в школах Филипченко и Кольцова не было.
Эти школы, особенно кольцовская, собрали огромный материал по наследованию не только таланта, но и разных заболеваний. Так были заложены основы исследований, которые продолжились в Медико-биологическом институте,- с ним связаны имена таких блестящих ученых, как И. И. Агол, Макс Левин, С. Г. Левит. К сожалению, этот институт был разгромлен, все три ученика погибли в 1937 г.
В 1925 г. Бюро по евгенике преобразовали в Бюро по генетике н евгенике, затем, в 1930 г., в Лабораторию генетики и, наконец, в 1933 г.- в Институт генетики, который возглавил Н. И. Вавилов. Так что нынешний институт общей генетики им. Н. И. Вавилова происходит от Бюро по евгенике, основанного Филипченко.
У Юрия Александровича было несколько ближайших учеников, среди них - два латвийских ученика Я. Я. Лус (Лусис) и Т. К. Ленин (Лепиньш). Они занимались не только исследованиями по евгенике, но были и активными участниками организованных Филипченко экспедиций по изучению аборигенных пород скота. Экспедиции проходили в Восточном Казахстане, в Семипалатинской области, в Монголии. Был собран ценнейший материал, а учитывая, что все происходило перед коллективизацией, то ясно, что это просто бесценные сведения - к счастью, они сохранились. В экспедициях принимали участие Ю. А. Керкис, Феодосии Григорьевич Добржанский, который позже эмигрировал в США и превратился в Теодозиуса Добржанского.
Сейчас трудно поверить, что человек, занимавшийся изучением кроликов и зайцев, потом крупным рогатым скотом, наследованием таланта, оставил также и классическую книгу "Генетика мягких пшениц", написанную вместе с Т. К. Лениным и Я. Я. Лусом. В наше время невозможно представить такую разносторонность.
"Год великого перелома" - ключевой момент послеоктябрьской истории. Он памятен не только сплошной коллективизацией. В 1929 году началось и наступление швондеров и шариковых на отечественную интеллигенцию. В Ленинграде, в студенческой многотиражке ЛГУ, появилась разнузданная статья, направленная против Филипченко. Его обвиняли в том, что он представляет замкнутую касту ученых, не принимающую в свой круг новых людей. (Об это я подробно рассказал в статье "Первый акт трагедии советской генетики", напечатанной в журнале "Театр", 1988, № 3.) Так началась травля Филипченко, возможно, спровоцировавшая его болезнь, хотя умер он от менингита, простудившись на ранних весенних посадках. Его смерть, в частности, повлияла на решение Добржанского не возвращаться из США, где он в то время работал у Т. Моргана. Сохранилась потрясающе интересная переписка Добржанского и Филипченко, которая скоро будет опубликована у нас и в Америке.
В 1929 году арестовали Четверикова, разогнали его семинар (многие его участники были вынуждены покинуть Москву). Состоялись первые политизированные выборы в Академию наук. Протесты В. И. Вернадского, А. Н. Крылова, И. П. Павлова не получили поддержки. Выбрали Н. И. Бухарина, других обществоведов-популяризаторов - можно сказать, что хорошие, интеллигентные журналисты были объявлены академиками. Потом почти все они погибли, но прецедент был создан, и их места заняли уже более мрачные фигуры - М. Б. Минин, Г. Ф. Александров, П. Ф. Юдин. То есть те люди, которые дискредитировали философию марксизма. Именно в 1929 году началось давление на академию, а вскоре Филипченко умер... Его деятельность в 30-50-х годах представлялась в искаженном свете, евгенические труды никогда не переиздавались. Данная публикация дает возможность получить представление о мировоззрении одного из представителей золотого века отечественной генетики. Доктор биологических наук Н. Н. ВОРОНЦОВ.
Работой об академиках заканчиваются наши исследования представителей ленинградской интеллигенции,- главным образом ученых и деятелей искусства. Мы не хотим сказать, что в этой области делать более нечего: напротив, здесь стоит на очереди ряд интереснейших вопросов, однако вопросы эти требуют иных способов исследования, кроме тех чисто статистических, которыми мы до сих пор пользовались. Между тем, при тех средствах работы, которыми располагает Бюро по евгенике, идти дальше в этом направлении чрезвычайно трудно, почему мы и считаем, что нами сделано в этой области все то, что было в наших силах. Небесполезно поэтому подвести здесь некоторые итоги: быть. может, в них не будет особенно много нового, но во всяком случае с ними придется считаться как с результатом 5-летней работы над довольно обширным материалом.
Основными вопросами, занимавшими все время наше внимание, были два: о русской интеллигенции и о ее наиболее одаренных представителях, которых благодаря этому можно подвести под категорию талантов.
Что такое интеллигенция, не требует, конечно, длинных пояснений. Мы понимаем под этим представителей тех профессий, занятие которыми связано с большой умственной работой и требует, с одной стороны, долгой выучки, с другой - наличия известных способностей. Конечно, определение это далеко не совершенно, но такова уж судьба почти всех определений. В данном случае это обстоятельство лишено особого значения, так как объем понятия "интеллигенция" отличается сравнительно большой определенностью: к интеллигенции обычно относятся такие профессии, как ученые, педагоги, врачи, инженеры, общественные деятели, музыканты, художники, литераторы, артисты, причем перечисленными профессиями дело обычно и исчерпывается.
Конечно, не во всех перечисленных сейчас профессиях тот интеллигентский оттенок, который им свойствен, выражен одинаково ярко. Отчасти из-за этого мы не останавливались специально на врачах, педагогах и инженерах, а сосредоточили
наше внимание на ученых и представителях искусства, считая, что то, что найдено для последних, будет более или менее справедливо и для первых, но, быть может, только в менее резкой степени.
Ранее в статье о представителях искусства, а также в статье о результатах анкеты среди студентов мы пытались уже установить, какие именно черты характеризуют нашу интеллигенцию, как таковую, и с этими же особенностями мы столкнулись и теперь при разработке материала по академикам.
Главные из этих особенностей, как мы можем теперь их формулировать, сводятся к следующим пунктам:
1) около половины лиц чисто русского происхождения и довольно заметный процент лиц смешанного происхождения (17- 33%) -в смысле национальном;
2) заметное преобладание лиц, происходящих из великорусских губерний,- в смысле местном;
3) происхождение значительной части из весьма интеллигентной среды;
4) слабое размножение - падение детности не менее чем в два раза, по сравнению с предыдущим поколением;
5) очень большой процент детей, посвящающих себя интеллигентным профессиям;
6) сравнительно высокая одаренность в смысле обладания специальными способностями;
7) более сильное распространение некоторых болезней - особенно душевных заболеваний.
Однако не менее важное значение, чем интеллигенция в ее целом, имеет тот небольшой сгусток, который всегда имеется в ее недрах и который и обозначается именем выдающихся людей или талантов. Именно с этим материалом мы имели дело в нашей статье о выдающихся ученых; было их довольно много и среди обследованных нами представителей искусства и, наконец, среди академиков последних трех четвертей века. Эти лица в общем вполне удовлетворяют всем отмеченным здесь особенностям интеллигенции, но отличаются от большинства ее представителей своею высокою, иногда исключительною, одаренностью и в то же время громадною работоспособностью, что так резко и выделяет их из общего уровня.
Откуда берутся эти люди и какова их дальнейшая судьба, в смысле характера их потомства? - Вот тот вопрос, на который должна ответить евгеника.
Со времени выхода в свет "Наследственности таланта" Гальтона и его исследования об английских ученых не может быть сомнения в том, что таланты не делаются, а родятся, т. е. что в процессе их возникновения наследственность важнее среды, как выражался Гальтон, природа ("nature") более действительна, чем питание ("nurriture"). Однако это решает вопрос еще в слишком общей форме, для детального же разбора его мы должны учесть следующие моменты.
Конечно, если мы сравним обыкновенного, среднего человека, не обладающего никакими особыми талантами, с каким-нибудь чрезвычайно одаренным человеком, то разница между ними будет резко бросаться нам в глаза. Однако если собрать данные об одаренности нескольких сот людей, стоящих выше среднего уровня, то мы наверное найдем целый ряд переходов от среднего человеческого типа к наиболее высоко одаренным людям. Чтобы несколько разобраться в этом в высшей степени сложном материале, здесь более, чем где-либо, необходима известная классификация, которую впервые и попытался дать Гальтон.
Как известно, он установил ряд различных классов одаренности, которые поднимаются от среднего класса А вверх, как бы налегая один на другой и уменьшаясь при этом в своей относительной численности. По расчетам Гальтона представители класса А встречаются примерно как 1 из каждых 4 людей, представители класса В - как 1 из 6, представители класса С - как 1 из 16 и т.д., пока мы не дойдем до класса X, к которому относятся наиболее одаренные люди, встречающиеся каждый примерно как 1 на миллион других менее одаренных людей.
Для Гальтона в его время было еще неясно, почему здесь имеет место подобное распределение и в чем состоит тот наследственный механизм, который вызывает его. Современная генетика может ответить на этот вопрос уже гораздо более определенно.
Мы знаем теперь, что многие особенности человека обусловливаются так называемыми однозначными факторами, которые, накопляясь у одной особи во множественном числе, заметно усиливают эффект, производимый каждым из них в единственном числе. Так наследуются, по-видимому, цвет кожи, рост и, можно думать, те духовные особенности человека, от которых зависит и его одаренность.
Очевидно, различные степени последней и обусловливаются скорее всего числом тех однозначных факторов одаренности, которые скопились в оплодотворенном яйце после соединения его с живчиком. А мы знаем, что распределение таких факторов в процессе размножения управляется той же численной законностью, которая лежит в основе всех явлений изменчивости и которую называют законом Кетле. Благодаря этому и распределение различных степеней одаренности в человеческом обществе должно следовать тому же закону Кетле, как это указал впервые Гальтон.
Таким образом, по существу схема Галь-тона совершенно верна, но она повела к ряду недоразумений, самое главное из которых заключается в следующем. Некоторые - особенно у нас за последнее время - склонны смешивать классы одаренности Гальтона с классовой структурой общества и толковать дело так, что будто бы, согласно взгляду Гальтона и некоторых других представителей евгеники, внизу помещаются наименее одаренные классы (например, пролетариат и крестьянство), а наверху представители так называемых высших классов, из которых-де, согласно этой точке зрения, главным образом и формируются таланты.
Едва ли нужно говорить, что подобное толкование совершенно ошибочно. Чтобы лучше всего выяснить истинное положение вещей, удобнее всего, как нам кажется, воспользоваться схемой (см. рис. на с. 96).
Человеческое общество лучше всего сравнить не с лестницей из ряда последовательных ступенек, а с кругом, разбитым на ряд секторов, причем эти секторы - не доходящие, как видно на рисунке, до центра - и представляют собою отдельные классы общества. В центральной же части круга лежит небольшой круглый или овальный участок, который является по существу производным всех этих классов-секторов, но отграничен от всех них,- и этот-то центральный участок и представляет из себя интеллигенцию. Наконец, в самом центре его лежит небольшое темное пятно, как бы центральное сгущение, нерезко отграниченное от остальной части внутреннего круга: этот центральный сгусток и представляет собою наиболее выдающихся представителей интеллигенции, то, что называют талантами.
С этой схемой полностью соединима и схема различных классов одаренности Гальтона в виде ряда все повышающихся и в то же время суживающихся ступенек, но только мы должны представить себе столько же гальто-новских лестниц, сколько у нас в круге имеется секторов, так что в каждом из них имеется своя собственная, ведущая к общему центру круга. Тогда низшие классы одаренности (скажем А, В, С, D) окажутся лежащими по периферии круга и заполняющими его отдельные секторы, при чем все они имеются в каждом секторе, а высшие классы одаренности (Е, F, G, Н...) сосредоточены в центральном участке, который является производным всех классов-секторов; наконец, небольшое центральное пятно содержит то, что Гальтон обозначал как класс X.
Человеческое общество можно сравнить с кругом, разбитым на сектора - отдельные классы общества. В центре круга - участок, производное этих классов-секторов, он и символизирует собой интеллигенцию. Темное пятно в самом центре обозначает сгусток талантов, то, что представляют собою наиболее выдающиеся представители интеллигенции
Действительно, с нашей точки зрения, среди представителей решительно всех классов общества рассеяны те наследственные зачатки, или гены на языке современного учения о наследственности, от счастливого сочетания или комбинации которых зависит и большая "интеллигентность" их обладателя. Однако у громадного большинства представителей каждого общественного класса эти зачатки встречаются в разрозненном, рассеянном виде (как это показано и на нашем рисунке в виде точек), и той комбинации их, которая нужна для занятий какой-либо из интеллигентных профессий, не получается.
Однако теперь учением о наследственности точно установлено, что если у отдельных особей той или иной группы их встречаются отдельные гены а, b, с, d и т.д., то в процессе размножения непременно будут возникать сочетания и по 2 таких гена (аЬ, ас, ad и т.д.), и по 3 (abc, abd, acd и др.), и даже по 4 (abed). Так постоянно происходит и в данном случае, причем в результате этого как раз возникают те сочетания наследственных задатков, которые необходимы для того, чтобы их обладатель мог бы стать представителем художественной профессии или общественным деятелем, ученым, врачом и т. п.
Мы сказали - "мог бы стать", а не "стал бы"- совершенно сознательно. Ведь для того, чтобы стать интеллигентом, каждый из представителей известного класса должен, так сказать, деклассироваться, т. е. перешагнуть из своего сектора-класса в тот центральный отдел круга, который отделен от них всех чертой. А эта граница, как показано и на нашем рисунке, имеет неодинаковую толщину в различных секторах.
Достаточно вспомнить те условия, в которых находилось наше крестьянство или пролетариат еще сравнительно недавно, чтобы учесть, насколько трудно было даже одаренным представителям этих классов преодолеть все встречавшиеся на их пути препятствия, чтобы стать интеллигентами. Немудрено, что среди академиков, избранных за последние 80 лет, только 2 % приходится на долю детей крестьян и столько же на долю детей мещан. Нередко к классовому примешивался и иной мотив: вспомним, например, недавнее положение у нас евреев, для которых ряд путей был почти закрыт. Наоборот, для дворян двери всех учебных заведений были широко открыты, и естественно, что наша русская интеллигенция в течение десятков лет формировалась преимущественно из дворян.
Не всегда, однако, речь шла при этом о чисто внешних и материальных препятствиях. Нередко очень важную роль при этом играло и общее настроение той среды, из которой должны пробиваться в ряды интеллигентов отдельные лица. Едва ли, например, можно сказать, что духовенство было поставлено при царском режиме в лучшие условия, чем купечество,- по отношению к возможности поступления его детей в учебные заведения оно находилось несомненно даже в худшем положении, так как существовала определенная тенденция прикреплять детей духовенства к духовным учебным заведениям. И все же, несмотря на это, процент выходцев из духовного звания был довольно велик среди наших ученых и среди академиков. И, напротив, выходцев из купеческого сословия оказалось всего около 5 % как среди представителей искусства, так и среди наших академиков. Тут, очевидно, были виноваты не столько чисто внешние препятствия правового и материального характера, сколько внутреннее настроение среды - однако и оно играло роль барьера, отделявшего купеческий класс от интеллигенции.
Таким образом, мы видим, что интеллигенция является производным всех классов общества и чисто принципиально каждый класс общества может принимать в ее образовании одинаковое участие, хотя фактически большее участие принимают и здесь всегда правящие классы. Таково обычное происхождение интеллигенции, но раз она уже образовалась, то - спрашивается - какова ее дальнейшая судьба,- конечно, в смысле судьбы и потомства: остается ли и оно в недрах самой интеллигенции, в центральном отделе круга, или переходит в другие слои общества?
Раз мы признали интеллигенцию возникающей в результате удачного сочетания или комбинации известных генов, то ответ на этот вопрос очень прост: судьба ее будет такова же, как и всякой другой комбинации. Предположим, дело идет об рецессивных генах а, b, с, d, е, f, g, из которых уже образовались различные сочетания по три гена: abd, cef, deg, асе и т. д. В дальнейшем здесь, очевидно, вполне возможны три случая:
1) число этих генов остается тем же самым, т. е. равным трем, и меняются лишь отдельные гены, входящие в состав комбинаций;
2) число рецессивных генов уменьшается в результате расщепления после скрещивания с формами, имеющими прикрывающие их доминантные гены А, В, С, D, Е, F, G;
3) число рецессивных генов в некоторых комбинациях благодаря скрещиванию форм, имеющих различные рецессивные гены, и последующему расщеплению становится больше, поднимаясь с 3 до 5, б, даже 7.
Эти три общих возможности применительно к судьбе интеллигенции выражаются в следующем:
1) потомство остается подобно исходным формам интеллигентами же;
2) потомство теряет часть нужных для последнего наследственных задатков и возвращается к прежнему состоянию - в один из секторов круга;
3) потомство обогащается новыми наследственными задатками и, сильно выделяясь среди других интеллигентов, попадает в разряд талантливых людей, в наше центральное сгущение.
Конечно, последний случай - и в теории и на практике - очень редок, чем и объясняется чрезвычайно малый процент высоко талантливых людей. Первый случай, как показывают наши исследования, по-видимому, наиболее частый, так как и среди всех вообще ученых, и среди академиков, и среди представителей искусства мы видели, что до 80% их детей продолжают идти в смысле своей профессиональной деятельности по стопам родителей. Однако эта столь высокая цифра в своей значительной части вызывается, как нам кажется, отнюдь не наследственным предрасположением, а традицией, и на самом деле, мы думаем, процент детей у интеллигентов, которые сохраняют отцовскую комбинацию интеллигентских генов (в смысле их числа), едва ли выше 50 %, а другие 50 % являются менее одаренными в данном отношении. Возможно ли при таких условиях поддержание численности интеллигенции на одном уровне собственными силами?
Нам думается, что ни в коем случае нет, как показывает следующий небольшой расчет. Примем, что интеллигенция размножается с той быстротой, которая признается достаточной для поддержания населения на известном уровне, т. е. 3-4 ребенка на семью. При этом 1000 интеллигентов произведут свыше 3000 детей, из которых до взрослого состояния достигнут, допустим, ровно 3000. Половина их - мужчины, половина женщины, причем лишь половина каждой половины сохраняет наследственные задатки на прежней высоте. Значит, при этом 1000 отцов-интеллигентов оставят государству лишь 750 таких же сыновей. На самом же деле, как показывают все наши исследования, наша интеллигенция размножается ровно в два раза слабее,- очевидно, при этом мы можем ждать от 1000 отцов уже только 375 таких же, как они, сыновей. Отсюда ясно, что, будучи предоставлена собственным силам, наша интеллигенция уже через 3-4 поколения сойдет совершенно на нет.
Таким образом, существование достаточного числа интеллигентов, столь нужных для государства, зависит в значительной степени от притока в интеллигенцию новых сил из различных классов общества. Что же нужно для того, чтобы приток этот шел достаточно интенсивно и нормально?
Одно из необходимых для этого условий вытекает из всего того, что было изложено выше: это ослабление того барьера, который отделяет круг интеллигенции от различных классов общества, уничтожение всех тех преград, которые мешают одаренным представителям каждого класса уходить из него и переходить в ряды интеллигентов. Не следует думать, что здесь дело идет только об одном правовом элементе, благодаря которому переход в интеллигенцию из того или иного класса бывает затруднен. Как ни сильна бывает подобная преграда, опыт прошлого говорит нам, что при достаточной энергии ее все же можно преодолеть. Не менее важными, чем правовое положение, являются известные материальные условия, чисто экономический препятствующий момент.